Записки директора литклуба (юмор)

Первая суббота года.

Занятия в литературном объединении, главой которого я и являюсь, проходят по субботам.

 Как обычно, опоздал. Было стыдно перед Воздуходуховым, которого пригласил в клуб:  человек обещал спонсорскую поддержку. Пришлось втираться к нему в доверие. Согласился после заседания продолжить беседу в его ночном клубе. Позвонил жене. Правду не сказал, но предупредил, что домой приеду утром. Сославшись на очень важные дела. Больше всего боялся, что кто-нибудь из наших с ней общих знакомых может застукать меня входящим в дверь ночного клуба. Войдя в помещение клуба, никак не ожидал встретить там жену. Она тоже не ожидала.

Вторая суббота. 

Решил этот день посвятить памяти Рубцова. Читали стихи поэта. Бурцев и Нахлебов явились в нетрезвом виде. Сразу же начали спорить, кто из них талантливее.  Затем стали бросать  друг в друга горящие спички. Пригрозил милицией – не помогло. Людмила Строгова, мой заместитель, припомнила  Дербину. Подействовало.

Третья суббота.

Помарцева решила издать роман за свой счет. Думаю, автографы она будет раздавать вместе с книгами.

Только к концу заседания заметил бутылки под стульями Бурцева и Нахлебова. Пристыдил. Они оправдались: «Но великие поэты все были пропойцами». Когда я намекнул, что им, дескать, далеко до великих поэтов, провинившиеся воскликнули в один голос: «До совершенства всегда не хватает самой малости – еще какой-нибудь пары бутылок». Возможно, все гениальное - просто. Однако, нужно еще поразмыслить.

Четвертая суббота.

С самого начала Ольга Страстина строила глазки всем присутствующим мужчинам, поэтам и писателям, поправляя завязочки на пышной груди. Что происходило параллельно, не припомню. Спрашивал у поэтов и писателей. Они тоже не помнят. Скорее всего, кто-то читал какие-нибудь стихи.

В конце заседания раздумывали, кто станет лицом обложки будущего альманаха. Выдвинули кандидатуры самых даровитых поэтов и писателей. Остановились на бюсте Ольги Страстиной. Несомненно, такое решение порадует наших спонсоров.

Пятая суббота.

Вчера встретил одноклассника. Вспомнили, как учителя выгоняли нас с уроков литературы.

Сегодня я приплелся на собрание с опухшим лицом и тупой головной болью. Голова явно отупела. Наверное, мы  выпили столько же, сколько и на школьном выпускном вечере. Только уже переносимость не та. 

Когда Аглая Матвеевна начала читать стихи из своего недавно опубликованного сборника «Ветер-поле-солнце», я уснул. Меня разбудила Людмила Строгова и прошептала на ухо, что нужно похлопать. Я спросил: «Кого именно?   И  по чем: по плечу, по ушам или по…?»  Мой заместитель совсем растерялась. 

«Ничего, - успокоила меня она, когда Аглая Матвеевна ушла. – Я на такие случаи, чтоб не заснуть, журнал «Мода» приношу».

Шестая суббота.

Пришел довольно странный тип с серьгой в носу и татуировками на руках. Прочитал стихотворение, из которого я ничего не понял. Когда этого «панка» раскритиковали наши старожилы, он рассердился и сказал, что все классики – бездарные графоманы. И что, если бы не их всякие там рекламные акции, то мы вряд ли бы что-нибудь о них знали.

Явилась давно отсутствующая Лилия Остроумова, слывшая добропорядочной скромницей. Спросили, как у нее идут дела. Ответила, что ее нынешняя профессия относится к одной из древнейших женских. Аглая Матвеевна попросила валидол. Бурцев с Нахлебовым смотрели на Лилию с интересом, Строгова - с недоумением.  Оказалось все банальнее: Лиля работает акушеркой.

Седьмая суббота.

Сожалел, что Андрей Романинов больше не член нашего объединения.  Андрей объяснил: жена не одобряет увлечение стихосложением. Случайно встретил Романинова с его молодой секретаршей. Надеюсь, хоть это его новое увлечение наконец-то оценит жена.

Восьмая суббота.

Для приличия послушал (вернее сделал вид, что слушаю) бредовые стишки молодых начинающих литераторов. Долго мысленно ругался, потому что вслух не позволял статус. Затем, скрипя зубами, выслушал прозаические творения еще парочки членов литературного объединения и понял, что за это нужно давать премию. В смысле не за прозу, а за ее выслушивание.

Заседание до конца мне провести не удалось: вызвали по телефону. Что поделаешь, срочные дела. Ведь я еще к тому же один из членов правления фирмы, занимающейся сбытом сельскохозяйственной продукции.

Девятая суббота.

 Раздумывали над текучкой молодых начинающих литераторов. Кто его знает, какой подход к ним нужен. Забракуешь творения по справедливости – уходят. Обиделись. Захвалишь  - тоже уходят. Загордились. Нахлебов предложил почаще устраивать в лит. клубе маленькие праздники-застолья, эдакий рекламный ход компании. Я спросил, насколько чаще. Он ответил, что хотя бы по субботам.

Десятая суббота.

Поначалу я обрадовался, что в эту субботу наконец-то после долгого отсутствия появился Геннадий Геннадиевич Правдин. Он очень строгий критик, хоть это многим не нравится.

Пришел бледный худощавый студент Паронин. Прочитал нам свои стихи. Не знали, что он такой нервный. О стульях не очень беспокоюсь – спонсоры обещали починить к следующей субботе. Но вот успеет ли к этому времени придти в сознание Геннадий Геннадиевич?

Одиннадцатая суббота.

Собирал подборку стихов для публикации в местных популярных изданиях. Вообще-то я стихи «панка» (который с серьгой в носу) предлагать редакторам не собирался. Но сегодня он как бы между прочим похвастался, что недавно получил черный пояс по кунг-фу. Студент Паронин, вскинув голову, сообщил, что у него тоже есть пояс – серый, на брюках, совсем новый.

Насчет серого пояса по кунг-фу пока ничего не слышал, а потому проигнорировал «сырые» стишки студента. Стульями фехтовать я и сам умею.

Двенадцатая суббота

Купил две книжки сказок. Одну себе «Эротические», другую сынишке – «Сказки для младшего школьного возраста».  Обложки книжек похожие цветом. Опаздывал на занятия в лит.объединении, прихватил с собой книжку - показать некоторым собратьям по перу. Мои пошляки совершенно не умеют писать красивые эротические сказки.

Во время перерыва открыл книжку. Оказалось – сказки для детей. Всполошился: «Что же в таком случае сейчас читает мой сынишка?»

Возвратился домой, сократив занятия в клубе в два раза. Сынишка вернул мне мою книжку и сообщил, что она «полный отстой». Он ее  читал еще в первом классе. Не понравилась.

Тринадцатая суббота

В эту субботу задумался всерьез: а ведь наше объединение гораздо важнее для спонсоров, нежели они для нас. Мы им даем очень многое: моральную поддержку, способствуем снижению налогов, наконец, создаем иллюзию их порядочности. С чувством собственного достоинства навязался в гости к Воздуходухову. Разумеется, в его ночной клуб. И конечно, со всеми своими подопечными литераторами. В этот раз все за его счет. Спонсор согласился. Захмелевшие Бурцев и Нахлебов предложили устраивать такое хотя бы два раза в месяц. Разрумянившийся студент Паронин с улыбкой их поддержал. В качестве компенсации предложили читать Воздуходухову свои гениальные шедевры. На что помрачневший спонсор, глядя на опустошенную нами груду бутылок из-под дорогого виски, сказал, что за такую дармовщину и сам не отказался бы написать и почитать свои стихи.

Четырнадцатая суббота.

Вышел новый номер «Литературной газеты» с шедеврами моих подопечных. Поэт Петр Самохвалкин возмутился о том, что редактор забыл над стихами напечатать его портрет. Я сказал, что не вижу здесь проблемы. Вот под изображением бюста Страстиной вообще забыли напечатать ее стихи. И ничего, даже довольна.

Пришел Правдин со своим телохранителем. Сообщил, что расплачиваться с ним будет за счет литературного объединения. Ничего не скажешь, порадовал. А уж как спонсоры обрадуются. Студент Паронин хмыкнул и сказал, что собирается брать уроки меткой стрельбы. У меня тоже появляется подобное желание, когда наступает очередная суббота.

Пятнадцатая суббота.

Спонсор предупредил о том, что больше не пустит в клуб нахлебника Бурцева. Оказалось, он повадился бегать к Вохдуходухову почти каждый вечер.  Даже приводил с собой каких-то девочек и друзей.  Устраивал дебоши. Я был крайне возмущен. Все происходило без моего ведома и согласия.

Нахлебов по секрету сказал мне, что Бурцев нелестно отзывался о нашем объединении в присутствие  конкурентов – членов литературного объединения «Планета». По словам Нахлебова, Бурцев истошно вопил о том, что наш клуб из «Возрождения» давно стоит переименовать в «Вырождение». Остальные слова, которые он еще сказал в нашу сторону, на русский язык не переводятся.

Поднял вопрос об исключении Бурцева из клуба. Бурцев раскаивался. Поначалу я раздумывал. Но последней каплей терпения стало то, что во время перерыва на кофе-брейк Бурцев плюнул в мою чашку. После он божился, что промахнулся, желая насолить Нахлебову. Но я засомневался в том, что это случайность. А потому исключил Бурцева без голосования и послал к нашим конкурентам завоевывать своими шедеврами всю планету.

Шестнадцатая суббота.

Пришел восьмидесятилетний поэт Валерьян Васильевич Валерьянов со своей очередной пятнадцатой молодой женой. Принес почитать поэму с названием «Шестнадцатая жена». 

Затем несколько самоуверенных молодых литераторов взахлеб читали свои стихи и прозу. Зря надеялись на восторги. Валерьян Васильевич хоть и забыл дома слуховой аппарат, но это еще ничего не значило – критиковал до колик в желудке.  Пятнадцатая жена Валерьянова предположила, что вероятно, у него обострился гастрит, и увела супруга домой. И слава Богу, потому как критиков у нас и без того всегда хватает. А критиковать почти нечего.

Семнадцатая суббота.

Поражаюсь глупости современных молодых людей. Только пару недель назад с большим трудом устроил этого склочного неудачника Паронина внештатным журналистом в престижную газету «Мир криминала». В первый же рабочий день новоиспеченный журналист устроил скандал в здании мэрии, когда ему отказали в приеме. Общими с моими спонсорами усилиями неприятный инцидент удалось замять. Однако Паронин на том не успокоился. Услышав, как его шеф  приглашает Страстину в дорогой ресторан, Паронин от раздражения покрылся красными пятнами. А когда Страстина кивнула в знак согласия, студент швырнул газету «Мир криминала» редактору в лицо. Уговорить редактора не удалось. Паронина уволили. Это он еще легко отделался.

Выгоняли из помещения внезапно ворвавшегося разбушевавшегося Бурцева. Едва вытолкали. Дверь забаррикадировали изнутри. Правда, пришлось выслушивать, доносившиеся с улицы вопли: «Вот так во все времена! Истинные таланты никогда не бывают оценены по достоинству и признаны своевременно!»  Да уж, в лит. объединении «Планета» этот непризнанный самородок продержался гораздо меньше времени, чем я предполагал.

 

Восемнадцатая суббота.

Пришел в объединение немного раньше обычного.  Павел Михеев, начинающий писатель, бывший снайпер, уже спал, растянувшись на моем мягком диване. Будить его я не стал: вдруг человек окажется не в духе.

Спросил у своих литераторов, что бы они хотели изменить в нашем объединении. Все в один голос сообщили, что не мешало бы сделать подвесные потолки, барную стойку, кто-то даже настаивал на установке джакузи. Я шутя предложил еще и массажный кабинет с массажисткой. Поддержали…  Но так как спонсор после нашего сообщения потерял дар речи, его мнения мы пока не услышали.

Девятнадцатая суббота.

Студент Паронин с гордостью сообщил, что переводит на древнегреческий язык свой еще неизданный роман «Погоня папарацци». Как он утверждает, такой рекламный ход должен содействовать продвижению романа. Перевел почти весь текст, за небольшим исключением. Как он пояснил, не может на древнегреческом описать главный конфликт сюжета. Он понятия не имеет, куда и в какой форме знаменитый фараон посылал папарацци.

Студент Паронин так же сообщил, что имеет наброски серии новых своих романов «Чиста писатель», в которых он раскрывает правду жизни писателей, о существовании мафиозных структур в среде художников слова. Аглая Матвеевна сказала, что писатель таким и должен быть, в смысле чисто писать. 

Нахлебов, точно сговорившись со студентом Парониным , высказал свое предположение, что все  киллеры  - бывшие писатели.  Аглая Матвеевна ахнула и перекрестилась. Строгова  порылась в карманах, надеясь найти сигарету. Панк Нахлюев протянул ей свою, но Людмила отмахнулась со словами: «Спасибо еще за прошлую, до сих пор красные чертики перед глазами мелькают». Нахлюев ответил: «Зато потом классно пишется». Наконец, затянувшись моей сувенирной сигарой, подаренной спонсором для музея, которую я дал ей по ошибке (отобрать не решился, да и не вышло бы)  она выдавила: «Это почему же киллеры – бывшие писатели?» 

Паронин пояснил: «В жизни творческого человека наступает момент, когда хочется либо застрелиться, либо кого-нибудь застрелить? Помните, как у классиков? Только современные писатели стали умнее. А тут даже и подзаработать можно неплохо».

«А мне плевать, - сказал неожиданно проснувшийся Михеев. – Я лучше ночью буду писать вместо того, чтоб, выпучив глаза, с ружьем по закоулкам бегать. А потом сплю себе спокойно и не дергаюсь от каждого тараканьего шепота».

Двадцатая суббота.

Нахлебов сказал, что уровень интеллекта издателей оставляет желать лучшего.  Словив недоуменные взгляды, прояснил ситуацию: «Меня не печатают уже столько времени. Я в синопсисе отметил, что умный издатель не сможет не одобрить мой шедевр. Видимо, таких не нашлось».

Двадцать первая суббота.

Готовились к встрече высокопоставленных лиц из облгосадминистрации. Для разнообразия предложили включить музыкальный номер. Так как  панк любит петь песни собственного сочинения, аккомпанируя себе на гитаре, решили остановиться на нем. Но после минуты прослушивания, расправив уши, свернувшиеся в трубочки от набора нелитературных слов, передумали. Занялись поисками других музыкантов-любителей среди членов лит.клуба. Студент умел играть на флейте только «Соловей мой» и «Калинка-малинка». Измучились поисками солиста. Поскольку у всех  по непонятной причине срочно пропали и слух, и голос (эпидемия, что ли), остановились на мне. При этом напомнили, как я сам невзначай проговорился о кружке пения, посещаемом мной в школьном возрасте. Пришлось согласиться спеть «Соловей мой».  Для общего веселия было решено еще включить и танец. Согласилась станцевать только Страстина, стриптиз. Едва убедили, что по такому случаю нужно станцевать «Калинка малинка», а то, что она хочет, лучше потом станцевать для спонсоров.